Происшествие, таким образом, переставало быть ее личным горем: вот, мир, теперь это не моя беда, а твоя. На, возьми.

12

Верховный суд штата Мельбурн

28 июля

— Для дачи показаний вызывается Джоанна Линдси.

Настал ее час. Она поднялась и оглядела собравшихся в зале: судья, пожилая дама из самолета, женщина, которая сдала им коттедж в Пойнт-Лонсдейле, водитель грузовика, художница, жеманная адвокатша, мачо-адвокат, парень из молочного бара, ее лучшая подруга Кирсти, мать Алистера, журналисты, охочие до чужого горя, Александра. Она расправила подол красного платья, которое решила надеть сегодня, несмотря на все предостережения. Платье болталось как на вешалке: в ней не было, наверное, и пятидесяти килограммов — до встречи с Алистером она весила все шестьдесят. Это платье было на ней, когда они с Алистером в первый раз занимались любовью. Занимались любовью! Когда они в первый раз трахались. Ей бы уже тогда догадаться, что он женат. Иначе зачем бы им делать это на заднем сиденье нелепо-яркого кабриолета? Машинка была такой тесной, что Джоанне пришлось взобраться на Алистера и взять всю двигательную часть процесса на себя, пока он торчал вверх эдаким запасным переключателем передач, который только знай себе переключался с четвертой на пятую: да, крошка, крошка, да.

Она долго к этому готовилась. Безумные люди никогда не признают, что безумны, поэтому настаивать на своем здравомыслии было бы бессмысленно. Судья должна была сама убедиться в том, что с головой у Джоанны все в порядке, — по ее внешности, манере держаться, по голосу. Была ли идея надеть сегодня красное платье здравой? Возможно, нет. Черт. Но серые брюки с кремовой блузкой, которые принесла ей Кирсти, это было не то, совсем не то. Ей не нужно сочувствия.

Джоанна репетировала перед зеркалом, примеряя выражения лица в поисках такого, чтобы не выглядеть сумасшедшей. Улыбка получалась злая. Слезы казались неискренними. При мысли о Ное лицо делалось опрокинутым, при мысли об Алистере — бешеным. К ее удивлению, лучшим выражением оказалось то, которому научил ее Алистер после смерти Ноя. Полностью отсутствующее — не улыбаться, не вертеть головой, ничего. «Представь себе, что кто-то сделает мне больно, если ты улыбнешься», — говорил он.

Боже, сейчас она улыбнется.

Она дни напролет отрабатывала правильный голос: спокойный, четкий, ровный.

— Меня зовут Джоанна Линдси, — снова и снова говорила она своему отражению. Голос все время дрожал — наверное, из-за лекарств. Она даже толком не знала, что именно принимает, но лекарств было много.

Прежде чем отправиться в суд, она понюхала у себя под мышками. Не пахнет ли от нее безумием?

Кирсти приехала помочь ей собраться — вошла как раз в тот момент, когда Джоанна к себе принюхивалась.

— От меня пахнет как от сумасшедшей? — спросила Джоанна у подруги и подняла руку еще выше.

Кирсти неохотно втянула носом воздух.

— Нет. Нельзя идти в таком платье. Тебя сразу невзлюбят.

— Вот и отлично, — ответила Джоанна.

Она развернулась лицом к залу и дотронулась до дыры справа на платье — там разошелся шов во время того самого первого свидания на заднем сиденье машины. Да-да, дыра бросалась в глаза. Джоанна была этому только рада, потому что сегодня она решила нарушить все правила. Она уже достаточно долго плясала под чужую дудку. Шел второй день суда, и она позаботится о том, чтобы он стал последним. Сегодня все изменится раз и навсегда.

— Госпожа Линдси, пройдите, пожалуйста, к свидетельской трибуне.

Судья говорила мягко: она была уверена, что имеет дело с сумасшедшей.

— Конечно, — откликнулась Джоанна.

Художница начала быстро-быстро водить карандашом по альбомному листу. Новый сюжет для рисунка. Кровожадная женщина в развратном платье. Джоанна обернулась и почувствовала, как лицо ее расплывается в улыбке. Ой-ой, дурацкая широченная улыбка, противоречащая всем правилам. Она взглянула на судью и объявила:

— Я могу делать все, что сочту нужным.

Часть вторая

Поиски

13

Александра

15 февраля

Я — психопатка. Я — психопатическая стерва-алкоголичка. Я — психопатка, стерва-алкоголичка и плохой человек.

Пора с этим заканчивать. Мне скоро придется сделать это в суде — покончить со всем этим, поэтому: поехали! Ролевая игра-моноспектакль, чтобы скоротать часы до того момента, когда в дверь постучат и начнется процесс по разлучению меня с моей дочерью, с моей жизнью.

Вы — психопатка, миссис Робертсон?

Меня зовут Александра Донохью, и — да, вы правы. Я много раз рыдала по два часа подряд, не прерываясь даже на то, чтобы вытереть нос. И часто (даже чаще, чем просто часто) не могла подняться с постели. Однажды мне так сильно захотелось отдохнуть от собственной головы, что я написала об этом в твиттер: «@alexa-d-donohue хочу, чтобы голова отпустила меня на каникулы».

Вы — плохой человек, миссис Донохью?

Меня зовут мисс Донохью, и — да, я — плохой человек. Я дважды ударила свою дочь, когда она была маленькой. Я не помню, когда точно это произошло, но точно знаю из-за чего: не из-за того, что она плохо себя вела, а из-за того, что я — плохой человек. К тому же я на четыре года увезла Хлою от отца и продолжала бы и дальше скрывать ее, если бы могла. Не только из-за того, что я плохой человек, но и из-за этого тоже.

Давайте поговорим об алкоголе.

Я пью. Чаще всего дома, одна. Обычно дожидаюсь пяти часов вечера. Я никогда не выпиваю меньше полбутылки, но редко — больше трех четвертей. Мысль о том, чтобы за весь вечер не выпить ни одного бокала… Ну, знаете, если бы вы сказали: «Александра, сегодня вам нельзя пить вино», я бы испытала чувство тревоги. А, ну да, еще этот неприятный случай в прошлом месяце. Два бокала красного за обедом, а тут как раз копы с выборочным контролем на Сидни-роуд, и вот теперь я уже официально плохая мать, и преступница, и к тому же полная идиотка.

И вы действительно стерва?

О да. Особенно после того, как застала его с ней. После этого у меня в голове вообще почти не бывает нестервозных мыслей. Я представляла себе, как причиняю ей боль, как бью ее по лицу — снова и снова, пока не разбиваю в кровь губы и не сворачиваю нос. Я надеялась, что после родов ее фигура не восстановится, на теле останутся уродливые растяжки, а груди после кормления обвиснут, как у большинства женщин (но не у меня!), и еще однажды я — надеюсь, что Бог меня простит, — молилась о том, чтобы их ребенок родился инвалидом, молилась, чтобы его проблемы стали доказательством их грехов и наказанием за них. Я хотела, чтобы ей было так же больно, как мне, и даже больнее: чтобы она поверила ему, а он растоптал ее, уничтожил.

Ну а чаще всего я представляла себе, как он умирает.

Всего лишь представляла, не более того, но совершенных мною промахов от этого меньше не становится. Спросите у него, он скажет вам то же самое. Факты — это его конек.

Довольно ролевой игры. Хлоя встанет в семь часов, как всегда. Уже за полночь. Нужно поспать. Я позволяю себе проверять свой фальшивый профиль в «Фейсбуке» всего три раза в день, а это требует кое-какой дисциплины, можете мне поверить. На сегодня у меня остался один неиспользованный заход на ФБ — этим-то я и займусь перед сном.

Сайт открывается на моем настоящем аккаунте, и я вижу сообщение от Фила, друга детства Алистера, который был свидетелем у нас на свадьбе. Фил приезжал в Шотландию за несколько лет до того, как мы с Алистером расстались. Пока он гостил у нас, Алистер большую часть времени проводил в Лондоне — дела не отпускали. Я тогда делала ремонт в спальне, и Фил вызвался помочь мне обдирать обои и красить стены. «Я объехал полмира, — сказал он, — но ни разу в жизни не красил стену».

Алистер ничего об этом не знает, но, когда мы с ним разошлись, Фил стал опекать меня. Сразу после того как я их тогда застукала, я, захлебываясь слезами, позвонила Филу.